Друзья познаются в огне [litres] - Леонид Андреевич Андреев

— Дак… ты что же… совсем ничего не знаешь? — чуть не прокричал Шведов, вытаращив глаза.

— Говорю тебе, я только что с вокзала, — тоже волнуясь, проговорил Пётр, начиная, в свою очередь, беспокоиться. — А что, что-то случилось?

Иван вновь тяжело застонал и, зайдя за кресло, покатил Петра к себе в дом, благо квартира была на первом этаже. Пётр все время молчал, предчувствуя беду, и терпеливо ждал, когда Иван усядется за стол.

Бывший сослуживец достал из серванта бутылку водки, принёс с кухни два гранёных стакана и булку хлеба. После чего налил полные стаканы водки и впервые за всё время молчания произнёс:

— Пей.

— Я не буду пить, пока ты мне не скажешь, в чём дело и что стряслось в моё отсутствие, — с дрожью в голосе произнёс Пётр.

— Ну, тогда я выпью, — и Иван с ходу опрокинул стакан водки себе в рот.

Сморщившись и немного покряхтев, он вкратце рассказал Петру всё, что знал на данный момент о его несчастных родственниках. Как вкопанный, не шелохнувшись, сидел Пётр в своей коляске. А Иван, засоловев от большой дозы спиртного, начал живописать случившееся.

— Знаешь, Петруха, вслед за твоей мамой сразу ушел и отец. После того как ты погиб, он не выдержал второго удара. Тем более, жить ему было негде, и он скитался по улицам, пока его не пристроили обратно в дом престарелых, где он и умер. Я их могилки обязательно тебе покажу.

У Петра тряслась нижняя челюсть, а из глаз катились крупные слёзы. Он взял стакан водки и выпил. Иван тут же наполнил стаканы наполовину.

— А знаешь, Петро, это она их бросила, стерва! — уже глядя сквозь друга, проговорил Иван заплетающимся языком. — Ну, ты понимаешь, о ком я говорю, — о твоей ненаглядной Виолетке. Она усвистела куда-то в Москву, прихватив Маринку.

Иван выпил полстакана водки и, немного помолчав, чуть не плача продолжил:

— А ты знаешь, Петруха, как умер твой батя? Его нашли у реки, где любила рыбачить твоя мама. Он сидел в её кресле, с её удочкой.

— Замолчи, Швед! Слышишь? Замолчи!

Пётр закрыл правой рукой лицо, а левой култышкой так ударил по столу, что бутылка и стаканы подпрыгнули на полметра.

Иван насупился, ставя на место опрокинутые стаканы и бутылку. А затем, запинаясь, проговорил:

— Ну, не хочешь — как хочешь, я тебя понимаю, Дарьян.

После чего, скрестив руки, он долго сидел, глядя в одну точку. Пётр тоже неизвестно сколько сидел молча, а затем спросил:

— Ваня, а куда она уехала?

— Кто уехал? Куда уехал? — блуждающий взгляд Ивана остановился на Петре. — А, Виолетта. Да бог её знает. Здесь бегом рассчиталась и также бегом скрылась, не оставив никому адрес. Естественно, родителей с квартиры выгнали и устроили в дом престарелых. Впрочем, это я уже говорил, извини, Петруха. Да, чуть не забыл. Ведь её видели, точнее, видел один местный предп… предпр… предприниматель, по каким-то железкам, мать их. Так вот, он был в Москве, на ихней этой, как её… презер… презентации по этим железкам. Так вот, она там в шикарном платье звездила, а вокруг неё эти предпр… предприниматели, мать их, роем вились.

— Конченый я человек, — тихо произнёс Пётр.

Шведова окончательно развезло. Он встал и заплетающимся языком произнёс:

— Это правда, Петруха, конченый я человек. В этом доме меня никто не понимает, особенно тёща. Скоро они приедут, и празднику конец. Петруха, отведи меня в туалет, а?

Не дождавшись ответа, Иван, спотыкаясь и держась за стенку, стал перемещаться в сторону туалета. Не дойдя до оного, он грохнулся в проходе и тут же уснул.

Выпив ещё полстакана водки, Пётр некоторое время сидел молча, опершись на руку и играя желваками. Затем вновь со всей силы хватил по столу левой культёй и, уронив голову на столешницу, простонал:

— Сука! Какая же она сука. И всё-же я люблю эту тварь. Я разыщу её, обязательно разыщу.

Просидев полночи за бутылкой, к утру Пётр заснул. К полудню пришёл в себя Иван. Хоть он и похмелился, всё равно чувствовал себя ужасно. Наспех приготовив яичницу, он сел за стол с Петром пообедать. Снова завязался разговор, но уже на другую тему.

— Петро, тебе надо сегодня же ехать в военкомат и определяться по поводу жилья. Я думаю, они помогут пристроить тебя куда-нибудь. Вот. А ко мне сегодня из деревни приезжают супруга с тёщей. Так что, сам понимаешь, взбучки не избежать — не жизнь, а каторга.

— Да, понимаю, ты только помоги мне на улицу выбраться.

Глава 5

Поначалу Мариночке было очень трудно прижиться в семье бездетных Микки и Никки. Она часто плакала, вспоминая мать, так быстро и непонятно оставившую её. И если бы не Николай Петрович, то неизвестно, как отразилось такое состояние на психике девочки. Появление в доме ребёнка, пусть и не своего, окрылило Николая Петровича. Он был каждодневно весел, счастлив и богат на всевозможные радостные проделки, выплёскивая всю свою дотоле скрытую любовь и нежность. В Мариночке он вновь приобрёл некогда безвозвратно потерянную дочь. Приходя с работы, Николай Петрович «хватал» всех в охапку и тащил их то в парк, то на речку, то еще куда-нибудь, где душа могла развернуться во всю ширь и лететь, лететь, лететь. И Мариночка успокоилась, не то чтобы забыв маму, а как бы найдя ей временную замену. Николай Петрович души не чаял в новоиспечённой дочери, чего нельзя было сказать о Мишель, которая всякий раз опускала его с небес на грешную землю, напоминая о том, что недалёк тот час, когда за девочкой явится её блудная, взбалмошная мамаша. В таких случаях Николай Петрович одёргивал супругу, говоря ей, что нужно жить и радоваться каждому дню, а не ждать, что может случиться завтра. К тому же, даже если и объявится мать Мариночки, они всё равно будут дружить и встречаться.

В свободное время Никки и Микки занимались всесторонним развитием ребёнка. На радость им, в Мариночке был обнаружен музыкальный слух и способность к пению. Все трое были на седьмом небе, без устали разучивая гаммы и музыкальную технику, постоянно надоедая соседям, которым они говорили, что у них гостит племянница дальней родственницы. Незаметно пролетел месяц. В один из таких счастливых дней Николай Петрович буквально ворвался в квартиру с криком:

— Ура, товарищи музыканты, меня посылают в загранкомандировку, в Италию!

Глубокой ночью, когда Мариночка уже спала, оба были в зале. Микки непрерывно курила, а Никки ходил по залу